вот человек. он должен быть бесчувствен.
он должен быть единственным на свете.
бродящие меж образов искусства
больные раком люди джакометти
ему должны быть как былинки в поле.

иначе он сойдёт с ума от боли.

вот я. едва передвигаю ноги.
моё лицо желтей спитого чая.
но сколько счастья я в себя вмещаю.
и сколько я дерьма в себя вмещаю.

я ничего не говорю о боге.
пусть будет он фигурой умолчанья.


[***]

в такие дни мне легче дышится.
в такие ночи снится мне:
я синий, с предисловьем дымшица,
и букинист на пальцы дышит и
мне цену пишет на спине.

меж днём и ночью вечер замшится,
мышей как мелких мышц возня,
и книголюб, что вышел засветло -
в котомку (а котомку - за спину)
уложит бережно меня.

и я войду в печаль отдельную,
в сон однокомнатный, в ответ
на обязательства, в котельную,
в подвал, на станцию удельная,
туда, где не было и нет.

штамп миндаля библиотечного,
штамм вируса, шершавый двор.
и мельтешенье бесконечное,
и смерть проточная и млечная
как оглашённый приговор.


[***]

главмосстрой, будь мне братом или сестрой:
кофе земли предложи мне с бетонной пенкой,
план нарисуй мне кичливый землеотвода,
внеси в реестры,
отрави меня в придорожной столовой,
где стоят дальнобойные фуры, и там не отравят,
унаследуй боль мою и свободу,
развались, расточись и смешайся с прахом.

росглавснабстройдормашзагранпоставка,
видишь, имя твоё нежное я запомнил,
цветами тебя одарил полевыми,
уподобил серне тебя на горах ливанских,
штукатурку в трещинах, где зашифрован
тайный код вселенной, покрыл я бесцветным лаком,
и твои машины,
незаметные для живых, но видные мёртвым,
я наполнил воздушными шестернями,
кривошипами синевы, карданами снега,
что иное я должен сделать,
дабы сам себя ты пожрал, о уроборос?

крутятся, сплетаются воздушные черви,
неразличимые человеческими глазами,
над великим городом, над равниной.

каждый - певец своей смерти.

сын своего камуфляжа.


[***]

перед закатом
он вернулся в дом ребёнка
в лесном посёлке
откуда так и не смог
уехать
за все эти годы

просто смотрел
на небесные корни

скользил взглядом
поверх приставок

а теперь вдруг увидел
все суффиксы

крышечку от кефира

косточку от черешни

ножичек для игры
в ножички

и всё то же транслирует
свободное радио
северных территорий

и его окружают
возмужавшие воробьи


[разумовское]

так лето и заканчивалось: гром
грозы - как бы пустая стеклотара,
к дождю уже подмешивали бром,
турецкий марш на песню савояра
в мобильниках сменили невзначай
и чудом не сгубили иван-чай;
растили что-то в плесневом стакане,
шептались меж собой как мусульмане,
в окне на задний двор уже торчал
сипатый дворник, шибздик безголосый,
и, в небесах невидимы, колёса
вращались, всех везя наоборот,
вниз головой, пристёгнутых ремнями,
задаренных дарами, комарами
искусанных - в тот уцелевший грот,
что слева до сих пор, а тот, что справа -
тот, призрачный - там некто иванов,
студент и труп, без тела и штанов,
и сверху надпись "царская любовь",
а снизу штамп "народная расправа".


[октябрь]

в доме казах на задах
и еврей дверей

у входа -
гравий врага

в окнах
мокрых
стоит огрызаясь

на крыше -
рыжий стрелок

стрелы
пропитанные ГСМ
пылают и пахнут


[хлебников]

умираешь наволочкой к телу
полной цифро-рифмами и прочим
чуть поодаль мы стоим и дрочим
отпоёт ли степь не знаем точно
с нами города гнилого сердца
тусклые рабочие посёлки
штрипки и осколки
врач
нотариус на случай смерти
сто рублей в конверте


[***]

для двух пальто крючки навесил.
для шляпы - в притолоку - гвоздь.
в кино показывают ветер,
мир, продуваемый насквозь.

а здесь, в квартире, вечный сумрак
меж магаданом и невой.
бушлатами воняет кубрик,
а камбуз - жареной плотвой.

в живом и в судовом журнале,
где примечанья и петит,
что мы запретное узнали?
чем сердце колет и щемит? -

что, отведя рукою ветку,
уже набухшую весной
мы лишь набрасываем сетку
координат на шар земной.


[***]

с улицы доносится "старьё берём",
"точить ножи-ножницы" и прочее ретро.
еле вспоминаешь, что ты нерон,
спящий на пути у сквозного ветра.

и тебя разбудит не трубный глас,
не клеврет, бранящий сырую зиму,
а туроператор: "мы нашли для вас
кое-что горящее по городу риму!"


[***]

зачёт по сестринскому делу
сквозняк ли в щёлку сразу крик
и муравьи что ты всё пела
собрали тысячи улик
а день горяч круглобазарен
как бы касимовский татарин
зашёл в приёмный беспокой
и хладноблещущие стали
поднесены твоей рукой

я всё согрею всё устрою
протиснусь в щель небытия
страна кто звал тебя сестрою
кто спал и бредил ты моя
тот и умрёт за светлый волос
за корку на губах за скорость
за лёгкий мимоходный грех
за то что ночью раскололось
грозой уравнивавшей всех


[***]

доктор, почему же "мучают"?
хоть во сне, а вместе.
выбрали ещё оттенки лучшие,
словно масло вывески - по жести.
и ласкает, как на деле не было.
понимает терпеливо.
знает, что туман, иначе nebula -
украшенье лимба.

а поодаль, то присев на корточки,
то на цыпочки вставая,
старого напоминая корчака -
строгая другая.
только имена - без отчества.
только солнце - без печали.

доктор, почему же "кончено"?
вон встречают и звенят ключами.


[***]

может быть, вы не знали,
но все они
были задуманы
совсем для другого.

первый,
что измеряет
напряжённость магнитного поля,
был индейской ловушкой
для ночных кошмаров.

второй,
который теперь,
когда к нему прикоснутся,
издаёт мелодичный звон,
был разработан
как оружие
массового поражения.
он и нынче
способен вас поразить,
если нажать
на тайную кнопку.

а третий,
предназначенный для любви,
был создан для пения
в агрессивных средах.

там без пения
невозможно.